Юмор — РОДНАЯ КРОВЬ
— Свинья этот Фасольняк,— сказал, придя с работы,Шипак.— Ты
представляешь, я выскочил из конторы на каких-то жалких полтора
часа. Съездил к Гунтику на базу, он мне вынес три банки олифы — не
топать же за ней в магазин да еще и деньги выкладывать. Вернулся,
сбегал в буфет, пообедал, прихожу в кабинет, а тут этот Фасольняк
навстречу. «Сколько,— квакает,— можно баклуши бить! Работаете,—
кричит,— у нас шесть лет, а отдачи фактически никакой! Вы нам,—
вопит,— систематически план срываете! Я буду,— визжит,— докладную
директору писать!» Ну, я ему выдал. Тоже мне, говорю,
передовик нашелся. Ты на себя сперва посмотри. В чем только душа
держится. Морда аж зеленая от ударной работы. Хочешь, чтоб
и я таким стал? Дудки! Если ты на тот свет спешишь, то я еще лет
сорок минимально имею намерение пожить. Так что шуми не шуми,
а надрываться меня не заставишь. Права такого не имеешь. Ан
оглянулся — а позади директор стоит. «Знаете что, Шипак,—
говорит,— я уже давно к вам присматриваюсь. И честное слово — вы
мне что-то не очень симпатичны. Подумайте об этом*. Да и пошел
себе… Как тебе это нравится, а? А все из-за того негодяя Фасольняка!..
— Не обращай внимания,— сказала жена. Она лежала на тахте,
укрывшись пледом, и читала «Сестру Керри», которую взяла в библио
теке, еще когда училась в школе, и которую хотела непременно
дочитать.— Не обращай ни на кого внимания. Все люди злы и за вистливы.
Им не нравится, что у тебя хорошая квартира, дача,
машина. Они бы нас живьем сожрали, если б могли. Кто же им
виноват, что крутиться не умеют? Вот и цепляются. У меня тоже,
кстати, сегодня баталия была. Утром Лялька принесла «недельки» —
набор импортных трусиков. На каждый день — по паре. Ну,
я и вышла с ней в коридор прицениться. Вдруг дверь настежь. Смотрю,
а это наша шефиня сухозадая. Как набросилась, как открыла рот —
ужас. «Опять с тряпками? Опять ничего не делаете? Я-таки с вами
разберусь! * А я спокойненько этак улыбнулась и говорю: « Вы сначала
со своим разлюбезным муженьком разберитесь, чем он в рабочее время
занимается, а тогда уже к нам лезьте». Ну, она и заткнулась.
— А что, он с кем-то крутит? — спросил Шипак.
— Куда ему! — пренебрежительно бросила жена.— Инфарктник,
слава богу. Но пусть она помучится, пусть нервишки себе потреплет.
Меньше за нами следить будет.
Шипак включил телевизор. Диктор читал сообщение статистического
управления. Шипак сплюнул.
— Снова эти цифры! Снова на душу населения! Вот я — душа
населения или не душа?! Если душа, то прошу выложить мне сюда все,
что положено: и кирпич, и шифер, и железо, и трубы. А уж я как-
нибудь с ними разберусь. Мне абстракции не нужны. Мне вынь да
положь. Чтобы все по справедливости.
— Между прочим, о трубах,— сказала жена.— В детсадике на
Игорька жаловались. Им завезли керамические трубы дл я оранжереи,
а Игорек — воспитательница сегодня сказала — нашел какую-то
железяку и все перебил.
— Выпишут еще! — махнул рукой Шипак.— Не умеют детей
воспитывать, так им и надо. Впредь умнее будут.
Из другой комнаты вышел пятилетний Игорек.
— Па,— сказал он.— Почитай мне. Завтра в садике эту книжку
пересказывать будем.
— Не видишь разве — мы с мамой отдыхаем,— сказал Шипак.—
В другой раз почитаю. А сейчас на вот тебе конфетку, и иди во двор
поиграй…
***
— Сегодня у нас грандиозный скандал был,— сказал Шипак,
придя с работы.— Премии распределяли. И как только дошла очередь
до меня, встал этот паскудник Фасольняк и давай меня грязью
поливать. «Этого бездельника,— шипит,— надо в шею гнать, а вы ему
премию даете! За него,— гавкает,— отдел всю работу тянет, а вы тут
либерализм разводите! Я в главк,— выкаблучивается,— напишу, если
вы допустите эту несправедливость!* «А я ,— отвечаю,— в тот же
главк анонимку накатаю, что в нашей конторе кумовство при распределении
материальных благ процветает! Подергают вас комиссии,
попотеете над объяснительными — будете знать, как меня обделять».
И представляешь — дали все-таки. Испугались. Только Фасольняк
выскочил из кабинета и дверью хлопнул.
— Так с ними и надо,— сказала жена, которая лежала,
укрывшись пледом, и читала «Сестру Керри*.— Главное — не позволять
никому палец в рот класть. В случае чего — кусать, и никаких
антимоний… А нас с Лялькой сегодня к следователю вызывали.
Приятный молодой человек, только глупые вопросы задает. Где, когда
и у кого вещи покупаем и кому перепродаем. Мы с Лялькой в слезы.
«Что вы, что вы, миленький, какие вещи? Ничего такого не знаем и не
делаем. Однажды, правда, встретили на улице какую-то тетку, она
и предложила нам по замшевому костюмчику. Ну, мы и взяли.
А больше ни-ни, родненький!» Послушал он, послушал — прицепиться
не к чему, да и отпустил. Лялька ему перед тем колени демонстрировала
— ты же знаешь, какие у нее колени,— но этот балбес — ноль
внимания. Пообещал, что, если понадобится, еще вызовет.
— А мне после обеда Гунтик звонил,— сказал Шипак.—
Неплохая коммерция наклевывается. Одному полезному человеку лес
для дачи нужен. Гунтик поклялся: если я это дело прокручу, тот
человек отблагодарит путевками в Сочи. Думаю, стоит заняться, как
считаешь?
— Даже сомнений быть не может,— сказала жена.— Сделай
обязательно. Между прочим, о коммерции. Учительница Игорьку
в дневник записала, что он в классе конфетами торгует. Приносит из
дому и продает по двадцать копеек за штуку.
— А что же он — бесплатно должен их раздавать? — сказал
Шипак.— Странная логика у этих педагогов. А впрочем, пусть сами об
этом думают. Им за воспитание детей деньги платят.
Из другой комнаты вышел десятилетний Игорек.
— Па,— сказал он.— Помоги куб склеить. Мне завтра нужно
в школу принести.
— Господи боже мой,— сказал Шипак,— Никогда ты нам Отдохнуть
не даешь. Видишь: мы с мамой устали на работе. Возьми вот
полтинник, пойди себе мороженого купи…
***
— А знаешь — в нашей конторе сокращение штатов намечается,—
сказал Шипак, возвратившись с работы.— Директор собрал
всех и рассказал. Попросил заведующих подготовить предложения,
только спокойно, говорит, без суеты и эмоций. Не успел закончить, как
этот подлец Фасольняк уже слова просит. «Что касается нашего
отдела,— пенится,— то двух мнений быть не может! У нас,—
захлебывается,— один кандидат на сокращение — Шипак! И мы,—
хрипит,— будем твердо настаивать, чтобы сократили именно его!*
Я вначале слегка разволновался, а потом успокоился. Встад и прямо
ему в глаза выложил: вот, говорю, товарищ директор специально
отметил, что эмоции в таком ответственном деле могут особенно
навредить, а вы руководствуетесь только ими. Всем, продолжаю, давно
известно, что Фасольняк уже много лет всячески травит и преследует
меня. И не потому, что я ему просто чем-то не нравлюсь, а потому, что
я всегда критикую его, вскрываю недостатки в его работе. Поэтому,
говорю, выпад Фасольняка против меня нельзя расценивать иначе,
как попытку расправиться за критику. Да я в народный контроль
пойду, в «Правду* напишу, пусть знают, какие порядочки процветают
в нашей конторе. На том и кончилось. Директор тут же запретил этому
мерзавцу Фасольняку даже мечтать о моем сокращении. Так что мы
с ним еще поработаем, еще пообщаемся,— злорадно окончил Шипак.
— Правильно сделал, что не смолчал,— сказала жена, лежа на
тахте и читая «Сестру Керри».— С этими хамами нечего цацкаться,
а то со света сживут. А у нас сегодня сенсация была. Моя шефиня
нашла на улице кошелек, а в нем полно денег. Рублей, говорят,
триста — представляешь, как этой ведьме повезло! И что же ты
думаешь, она с ними сделала? Отнесла в милицию, кретинка!
Наверняка хочет, чтоб о ней в газете написали. Иначе зачем бы
нормальному человеку просто так — ни с того, ни с сего — с деньгами
расставаться!
— Кстати, о милиции,— сказал Шипак.— Что это за повестка
у нас в почтовом ящике лежала?
— A-а, это нас, наверное, в детскую комнату вызывают,— сказала
жена.— Мне из школы звонили. Что-то там Игорек набедокурил. Но
я думаю, зачем нам эта детская комната нужна?
— Абсолютно,— сказал Шипак.— Не хватало нам еще по милициям
таскаться. Пусть сами разбираются, у них служба такая.
В комнату вошел пятнадцатилетний Игорек.
— Дед,— сказал он Шипаку,— у меня кой-какие неприятности,
может, посоветуешь, как быть?
— Потом, потом,— сказал Шипак,— дай хоть чуток отдышаться
после работы. На вот трешку, сходи пока что в кино…
***
— Слыхала новость? — спросил Шипак, вернувшись вечером
домой.— Про Фасольняка. Нет еще? Загнулся Фасольнячок, дуба
врезал, сердешный. Как говорят, сгорел на работе, касатик. Добился-
таки своего, довкалывался. Я говорил ему, что долго не протянет, так
не обращал внимания, еще и волком смотрел. Теперь на том свете
пусть смотрит, пусть там порядки наводит. Мне поручили утром венки
заказать. Я бы ему другое заказал, да неудобно. Бог с ним, сделаю,
чтобы никто не вызверялся.
— И на кладбище поедешь? — сказала жена, переворачивая на
тахте очередную страницу «Сестры Керри».
— Что я, дурак? — сказал Шипак.— Черта лысого я им поеду.
Скажу, будто кончина Фасольняка так поразила меня, что совсем
заболел. Может, если раньше вырвешься, в парк съездим,— шашлычками
побаловаться.
— А чего ж ,— сказала жена.— Поедем. Шефиня на пенсию
собирается, мне теперь начхать на нее.
В коридоре раздался звонок.
Шипак открыл дверь.
На пороге стоял небритый тип в засаленном пиджаке и картузе
с полуоторванным козырьком.
— Шипак? — сказал он.
— Шипак,— подтвердил Шипак.
— Я от Графа,— сказал тип.
— От какого графа? — удивился Шипак.
— Так ты не в курсе? — сказал тип.— От Игоря вашего.
— А-а,— сказал Шипак.— Ну, как он там?
— Еще год остался,— сказал тип.— Мы вместе сидели, я вот
освободился, так он просил, чтоб вы с муттер дали мне двести рублей.
На сотню оденусь, а сотню ему переправлю.
— Как переправите? — поинтересовался Шипак.
— Знаем, к ак,— сказал тип.— Ну, даешь?
— Сейчас, сейчас, обождите немножко.— Шипак осторожно
приоткрыл дверь и пошел к жене.
— Кто это? — спросила она.
— От Графа… тьфу, то есть от Игорька, двести рублей требует.
—; Бедный Игорек,— вздохнула жена.— Довели мальчика в этой
школе. А еще говорят, общество воспитывает детей. Очень они нужны
ему, этому обществу!
— Так как быть? — сказал Шипак.— Там ждут. Дадим?
— Как же не дать,— сказала жена.— Дадим, конечно. Наша
кровь, родная все-таки…
28